Главное сегодня

28/03/2024 ВСЕ НОВОСТИ
10.09.10 07:30
| Просмотров: 434 |

Вещь и ее права

Анна Козлова

Два раза в год меня накрывает. Я больше не могу выносить комья полиэтиленовых пакетов под раковиной, полки, забитые обувью из которой мои дети давно выросли, и все эти трусы, майки, колготки, градом высыпающиеся из ящиков. В такие суровые минуты меня лучше не беспокоить: я беру большую синюю сумку из «Икеи» и сваливаю в нее накопившийся хлам, чтобы отнести на помойку и избавиться навсегда.

За этим прозаическим делом папа меня и застал. Наклонившись над сумкой, он принялся выуживать сандалики 22 размера (Аня, ты сдурела, они же кожаные!), бутылки из-под оливкового масла (мне в гараже пригодится!), а замыкали список незаменимых вещей белые тренировочные штаны, постиранные по неосторожности с красной рубашкой и навсегда утратившие первоначальный цвет. «На тряпки!» - выкрикнул папа, забирая штаны. Нагруженный всем этим добром, он ушел, а я задумалась, что мешает нам расставаться с вещами? Вернее, не так. Что происходит с нами при виде человека, добровольно выбрасывающего старье? Относящего на помойку советские эмалированные тазы, валенки 42 размера, поеденный молью оренбургский платок, банки с вареньем, датированным надписью на лейкопластыре: «Июнь, 1989».

Мой папа вырос и прожил лучшие годы жизни в СССР. Напряженка была не только с красивыми вещами, но и с вещами вообще. Он рассказывал, как в Ленинграде, в семье его одноклассника пили чай из майонезных баночек – чашек не хватало. СССР давно нет, Ленинград переименован в Санкт-Петербург, папа состарился, но все равно продолжает изготовление тряпок из старых полинявших маек и покрасившихся штанов. Спрашивается, зачем? Зачем тебе эта мерзкая, скомканная тряпка из майки, когда в любом магазине можно купить аккуратную красотулю из микрофибры, которая не воняет, не намокает и, вдобавок, очищает любые поверхности? Ну, как же. Где это видано – покупать тряпки, этак мы вообще докатимся! Овощи помытые искать станем, не дай Бог! Нет, не наступил еще день, когда советский человек купит за деньги то, что можно сделать самому и бесплатно.

В магазине, куда я частенько заглядываю, благо под домом, ввели шокирующее новшество – платные пакеты. Цена – один рубль. Я скумекала, что даже если сто раз припрусь в магазин со своим пакетом, сэкономлю всего сто рублей. Мучения, которые переживает любая девушка, когда в ее «фурле» шуршит омерзительный целлофан, показались мне лишенными всякой выгоды. Идя за покупками, я каждый раз покупаю новый пакет за рубль, и я, надо заметить, в меньшинстве. Из очереди к кассе в десять человек восемь непременно шуршат припасенным целлофаном. О, мой экономный народ!

Обратную сторону описываемого явления представляет коллективное поклонение русских перед красной икрой. Давно уже не дефицит, сомнительный, скажем прямо, деликатес, но попробуйте только заикнуться о том, чтобы купить заветную баночку за триста рублей. Благоговейно поджав губы, продавщица скажет: «Я на кассу отнесу!» - и уважительно посмотрит вам вслед. В магазине может быть пять тысяч наименований товаров, дороже красной икры. Но ни конфеты, ни водку, ни сыр Пармиджано Риджано не понесут вам на кассу. А икру понесут!

А туалетная бумага? Ей так и не позволили покинуть список предметов роскоши, в России она была и остается излишеством. В любой европейской стране вы найдете туалетную бумагу повсюду: на вокзале, на пляже, в полицейском участке, и только у нас ее нет нигде. Ни в одном общественном учреждении не обнаружится этот серый моток, и только плакат, висящий над расколотым унитазом, будет грозить: «Граждане! Категорически запрещено бросать в унитаз туалетную бумагу!!!» Почему? Почему? – недоумеваю я. Почему в унитаз, расположенный в квартире, туалетную бумагу бросать можно, а во всех остальных случаях – нельзя? Нет ответа на этот вопрос.

Это ведь фигура экономии, это из области разумных самоограничений. Мой дедушка до конца своих дней не покупал вино в магазинах. Он гнал омерзительную, кислую брагу из мелких зеленых яблочек, которые росли в его одичавшем саду. Все давились, кривились, но пили же! Градус есть, и, главное, бесплатно, что еще надо-то? Моя мама, скорее, умрет, чем положит в борщ свежие помидоры. И неважно, что нужно всего два и стоить они даже при самом крутом раскладе будут 40 рублей. На кой нам это баловство, ежели томат-паста имеется или, в порядке исключения, томаты из морозилки – они оказываются там уже подгнившими, с обрезанными червоточинками.

Соображения на тему того, что от магазинного вина живот не болит, а со свежими помидорами борщ вкуснее, аргументом не являются. Собственный комфорт далеко не так важен для наших граждан, как подвиги экономии, на которой они добровольно подвизаются. И дело тут не в поколениях, не в советском наследии, не в ценах на продуктовую корзину. Наша бережливость есть немой, подспудный протест против общества тотального потребления, против мира, где единственным подтверждением человеческого существования является треск кассового аппарата, пробивающего очередной чек. Не желая расставаться с вещами, наш народ словно сообщает им личные качества, отстаивает их право быть перед всепоглощающей пустотой вечной распродажи.

Однажды на даче у меня забуксовала машина. Два мужика героически вытаскивали ее из глины и грязи с помощью проржавевшего ручного домкрата. Машина ласточкой выпорхнула из ямы, а домкрат раскололся на две части. «Он умер хорошей смертью», - сказали мужики. Я предложила им денег на новый домкрат, но они категорически отказались. Я поняла, что им сначала надо освоиться без старого, пожить без него. Так те, у кого вчера умерла собака, со слезами отворачиваются от играющих щенков.